Шаркающей кавалерийской походкой,
в белом плаще с кровавым подбоем,
в городе Ершалаиме,
четырнадцатого нисана
вышел из дворцовых палат
пятый прокуратор Иудеи
всадник Понтий Пилат…
Всадники, солдаты и внутренний голос Пилата
Над холмами, словно пламя,
наши алые плащи!
Перед римскими орлами,
Иудея, трепещи!..
Будь проклят град Ершалаим!
Зачем меня заставил Рим
быть прокуратором твоим?!
Проклятье!..
Будь проклят жирный запах роз
и головная боль до слез!..
Куда запропастился пес?!
Проклятье!..
Зажата голова в тиски!
Воспламеняются виски!
И нет спасенья от тоски!
Проклятье!..
Подследственный из Галилеи?
К тетрарху дело посылали?
Да, прокуратор.
Он отказался дать заключение
и смертный приговор направил
на ваше утверждение…
Добрый человек, поверь мне!..
Что? Кентуриона Крысобоя ко мне!..
Преступник называет меня «добрый человек».
Объясните ему, как со мной разговаривать!
Но не калечить.
Римского прокуратора
называть игемон.
Других слов не говорить!
Смирно стоять!
Ты понял меня, или ударить тебя?
Я понял тебя. Не бей меня.
Имя?
Мое?
Мое мне известно. Твое.
Иешуа по прозвищу Га-Ноцри.
Кто ты по крови?
Я не помню родителей…
Где ты живешь?
Я путешествую…
(Ах, как болит голова…)
Ты, бродяга, собирался храма здание
разрушить… и призывал к атому народ…
Нет, нет, игемон!..
Я лишь твердил, что рухнет храм старой веры
и создастся новый храм истины!
Сказал так, чтобы было понятней.
Что такое истина?!
Истина прежде всего в том, что у
тебя болит голова, и болит так сильно, что ты
малодушно помышляешь о смерти. Ты не
только не в силах говорить со мной, но тебе
трудно даже глядеть на меня. Я невольно
являюсь твоим палачом, что меня огорчает…
Но мучения твои сейчас кончатся…
Человек творит слова,
а потом пошла молва —
вот и получается:
слово истины святой
обернется клеветой —
как тут не отчаяться!
Я твержу себе: молчи,
всюду бродят слухач и,
вроде бы приятели.
Я скажу: «Господь со мной!»
А они: «Господь — срамной!» —
вот и на распятие!
Мое слово — разве я?..
В каждом слове спит змея!
Снизойди, молчание!
Да святится тишина!
В ней вся речь заключена,
радость и отчаянье!..
Беда лишь в том, что замкнут ты
и веру потерял в людей…
Жизнь твоя скудна, игемон!
Смолкнут слова
и пройдет голова.
И тогда мы с тобой пойдем гулять по саду.
Верь не верь —
но откроется дверь.
Ты поймешь — было все так, как надо…
Развяжите ему руки…
Сознайся, ты великий врач?
Нет, прокуратор, я не врач… я не врач…
Значит так, ты утверждаешь,
что не призывал разрушить
храм на площади соборной.
Поклянись, что это так.
Чем ты хочешь, чтоб я клялся?
Пилат. Ну, хотя б твоею жизнью. Ею клясться
время, так как жизнь висит на волоске…
Уж не ты ль ее подвесил?
Волосок я перережу!
Ошибаешься ты в этом,
разве ум твой не высок?
Согласись, что перерезать
волосок, наверно, может
только тот же, только тот же,
кто подвесил волосок?
Вот теперь не сомневаюсь,
что все праздные гуляки
в Ершалаиме ходили за тобою по пятам.
Гестас, Дисмас, Вар-равван ли…
Вместе с ними воровал ты?
Ты болтаешь — они тащат, а добычу пополам?!